Начало войны

Я хорошо помню начало войны. Кругом крики «Война!», «Война началась!».
Страшный гул самолетов. Падают бомбы. Слышны взрывы. Со стороны военного городка, находившегося в 5 километрах от нашей деревни — стрельба.
Наша семья побежала прятаться в погреб. Крышку погреба накрыли подушками. Опасаясь, что бомба попадет в дом, прялку и коловорот мама спрятала на огороде. Потом отец выкопал подальше от дома маленькую землянку, в которой мы спрятали лучшую одежду и обувь.
В годы войны две семьи из нашей деревни Андрея Адамовича и Антона Глаза сделали большие землянки с подземным ходом в направлении леса.

 

Оккупанты, а взрослые говорили, что среди них были и испанцы, приезжали в нашу деревню на машинах. Испанцы отличались от немцев внешне: были смуглые, маленького роста.
Запомнился такой случай: когда в начале войны в деревню приехали оккупанты, мой брат Витя встал с палкой около двери на табуретку и приготовился защищать свой дом. Брату было 11 лет. Конечно, это был детский отчаянный поступок — защитить семью Витя не смог бы. Мама уговорила сына палку выбросить.
Часто оккупанты бежали прямо к сараю: искали кур, поросят. Неоднократно в поисках съестного гитлеровцы хотели зайти к нам в кладовку, в которой хранились наши припасы. Но отец сделал очень хитрое приспособление: в стену изнутри входил длинный железный прут, который не позволял открыть дверь чужому человеку.

В лесу недалеко от Готовино прятались от немцев оказавшиеся в тылу красноармейцы. Ночью они ходили просить еду в близлежащие деревни.
Мои родители всегда были рады помочь людям, попавшим в беду. Мама готова была поделиться последним куском хлеба. Помню слова одного из солдат: «Мамаша, в вашей семье много детей, а вы нас всегда накормите». Красноармейцы с обидой рассказывали моему отцу, что в соседней деревне их никто из жителей ни разу не покормил.
Позже из-за гитлеровцев в Готовино стало приходить опасно. Тогда мама варила суп, а мы с сестрой Валей этот суп в ведре относили в лес.
Однажды, мы отнесли суп и возвращались домой. В знак благодарности маме, красноармейцы положили в пустое ведро солдатское одеяло для нашей семьи. На лесной тропинке под деревом я нашла красноармейскую пилотку со звездочкой и надела себе на голову. Уже на выходе из леса мы встретили немцев. Я и Валя очень испугались.
Нам повезло, что гитлеровцы не придали значения лежащему в ведре одеялу и не обратили внимания на мою красноармейскую пилотку. Может быть, потому, что тогда в лесу еще не было партизан.

В первый класс я пошла уже во время войны — в сентябре 1941 года. До школы отец научил меня читать и писать, поэтому учиться мне было легко.
Когда похолодало, на занятия я стала ходить в пальтишке, которое мама выменяла на картошку у минчан, приходивших в нашу деревню за продуктами.
К сожалению, в первом классе я проучилась недолго. Как-то, когда мы возвращались из школы, наш готовинский мальчик Митя решил напугать нас. Все бросились убегать. Мне стало очень жарко, и я расстегнула пальто. Так я и простудилась. Позже у меня обнаружили заболевание почек, поэтому в школу я больше не пошла. Лекарств не было. Врач Залуцкая, которая жила в соседней деревне Казеково, сказала маме заваривать лекарственные травы и варить мне суп из пшена без соли.

В начале войны днем в деревню приезжали фашисты, а ночью из леса приходили люди, которых местные жители боялись потому, что они забирали у них одежду и продукты. Это были не партизаны, а бандиты. Купленные до войны в Минске обои родители не успели оклеить — началась война. Обои были красивые: на них были нарисованы букеты цветов. Когда эти обои у нас забрали — было очень обидно.
Помню, как было страшно, когда бандит по фамилии Пачковский жестоко избивал моего отца и старшего брата Федю. Бандит, угрожая пистолетом, требовал, чтобы они отдали ему гимнастерку. О том, что в нашей семье есть гимнастерка, Пачковскому сказал кто-то из местных, так как незадолго до этого Федя ходил в гимнастерке на танцы. Несмотря на угрозы Пачковского, гимнастерку ему отец и брат не отдали. Дело в том, что все лучшие вещи родители спрятали в тайнике. Показать, где находится тайник, означало, что бандиты заберут все.
После войны взрослые рассказывали, что потом Пачковский ушел в партизанский отряд. Как-то зимой пьяный Пачковский ехал на санях по проселочной дороге. На голове у него была шапка со звездочкой. Его задержали немцы и стали допрашивать. Пачковский признался, что он партизан. Гитлеровцы стали требовать, чтобы он назвал фамилии жителей, которые являются партизанскими связными. Рассказывали, что пьяный Пачковский цинично показывал на дома людей, которые никакого отношения к партизанам не имели. Фашисты расстреляли нескольких местных жителей. Когда Пачковский указал на дом, в котором жила одинокая больная старушка, даже у бесчеловечных немцев возникли сомнения. После этого Пачковского повезли в деревню Новый двор. Гитлеровцы закрыли его в собственном доме и подожгли. Очень жалко, что вместе с Пачковским погибли его жена и маленький ребенок…

Жителям нашей деревни немцы сказали выбрать старосту. Бывший председатель сельсовета Андрей Адамович предложил односельчанам кандидатуру моего отца. Все его поддержали. Люди понимали, что в трудное военное время старостой должен быть человек, которому можно доверять, который их никогда не предаст.
Колхозную землю оккупанты поделили между дворами. Отцу, как старосте, нужно было распределять, кто пойдет на работу, которую давали фашисты местным жителям. Часто отцу вместо тех, кто не мог выйти на работу по состоянию здоровья, приходилось посылать моих старших братьев: Федю, Володю, Витю и Мишу.
В это время в нашем лесу уже действовал партизанский отряд. Ночью к отцу приходили партизаны. Мама завешивала окна покрывалами, чтобы никто в деревне не видел, что к нам кто-то пришел. Я помню, обычно партизаны спрашивали: «Отец! Что слышно в деревне?»
Так и приходилось отцу днем общаться с немцами, а ночью с партизанами. Мама очень переживала, что кто-нибудь может донести фашистам о связи отца с партизанами. Естественно, мама очень боялась за семью, детей. Я слышала, что она неоднократно предлагала отцу переехать на время войны в ее родную деревню Пильницу. Отец не соглашался…
Несколько красноармейцев, оказавшихся в окружении, прятались в деревне Готовино. Это было очень рискованно. Чтобы избежать смертельной опасности, был единственный выход: красноармейцам необходимо было зарегистрироваться в немецкой комендатуре как местным жителям. Чтобы спасти людей, мой отец поехал с ними в комендатуру и, как староста, помог в оформлении документов.
Молоденький красноармеец Петр стал жить у нашей соседки — бабушки Мозолихи. Он был очень добрым по характеру и во всем помогал по хозяйству одинокой бабушке, как родной внук. Петька подружился с моими старшими братьями и часто приходил к нам домой. Я помню, что он умел красиво рисовать. Потом Петр ушел в партизаны.
Некоторое время у нас в доме жил красноармеец, который в деревне говорил, что он портной. Этот парень предложил отцу сшить кожух. И хотя юноша очень старался, справиться с работой не смог: рукава кожуха были очень узкими. Кожух оказался испорчен. Я слышала, как мама говорила отцу, что человеку надо помочь выжить в это трудное время.
Красноармеец, которого звали Александр, остался в Готовино в примах у женщины Анюте. У них родился сын.
Позже отец помог в оформлении документов кадровому советскому офицеру Василию (Владимиру) Чочиеву, до войны женившемуся на девушке из нашей деревни. Потом Чочиев ушел в партизанский отряд, в котором занимал руководящую должность.
Во время войны отец помог Чочиеву, а после войны Чочиев помог моей семье. В 1944 году немцы убили нашего отца, и маме одной пришлось воспитывать детей. Когда моя сестра Валя поступила в минский библиотечный техникум, у нас не было денег, чтобы снять ей в городе жилье. Тогда мама обратилась за помощью к Чочиеву. Он, зная о том, что отец во время войны помогал красноармейцам и партизанам, прислал в техникум письмо — и Вале сразу дали общежитие.
Мама была очень мудрым человеком. Она понимала, что хотя наш отец и помогал красноармейцам и партизанам, но впоследствии его все равно могли обвинить в том, что он был старостой, поэтому маме удалось уговорить отца, чтобы он отказался от этой должности. Сославшись на семейные обстоятельства, папа на некоторое время уехал из деревни к своим родителям. Мама рассказывала, что после этого в Готовино обязанности старосты мужчины выполняли по очереди.

На войне проявляются человеческие качества как положительные, так и отрицательные. В нашей деревне произошел такой случай.
Однажды два мальчика из бедной семьи Володя и Сашка пасли овец. В это время приехали гитлеровцы и забрали из стада несколько овечек.
Позже выяснилось, что это были овцы жителя нашей деревни Волынчика. Расстроенные мальчики рассказали ему, как все произошло. Естественно, что немцы, забирая овечек, не спрашивали разрешения у пастушков. Что такое для них овцы, если каратели безжалостно убивали и сжигали в близлежащих деревнях людей?! Все жители нашей деревни понимали это. Но Волынчик, зная о бесчеловечности фашистов и руководствуясь только одному ему понятными целями, пошел к немцам и сказал, что пастушки отдали его овец партизанам.
Володя и Сашка с матерью жили у наших соседей Василевских, так как своего дома у них не было. Когда в Готовино приехали гитлеровцы, они забрали братьев и повели их по сельской улочке на поле расстреливать.
Я видела, как наш сосед Александр Станкевич поняв, что дело плохо, побежал вдогонку за немцами. Он, размахивая руками, очень громко на ломаном немецком языке пытался рассказать, как все было на самом деле.
Мальчиков гитлеровцы отпустили, а Волынчика привязали к лавке и стали бить плетками. Об этом случае стало известно в партизанском отряде. Как-то ночью пришли партизаны и увели Волынчика с собой. Больше в деревне этого человека мы не видели. Взрослые говорили, что партизаны его расстреляли…

Некоторых молодых мужчин из Готовина забрали в Заславль в полицию. Но никто из них не хотел служить немцам. Парни убежали из Заславля и ушли в партизаны. Так как фашисты расстреливали семьи партизан, поэтому в тот же день несколько семей уехали из деревни: Антона Глаза, Миколы и Андрея.
Антон Глаз переехал в Гатовино с хутора, который был между Юзуфовом и Готовином. Говорили, что в наши края Глаз приехал из Литвы. Он был очень хорошим плотником и столяром. У Глаза был самый красивый дом в деревне. Односельчане заказывали у него двери и окна.
В семье Глаза было много детей. До войны сын Костик учился в Минске. Убежав из Заславля, Костик и Стась ушли в партизаны. Во время немецкой карательной операции оба брата погибли. Беременную жену Костика убили фашисты, когда жгли Колоницы.
Старший брат моей подруги Лиды Адамович — Михаил тоже ушел в партизанский отряд. После освобождения Минска Михаил был призван на фронт и погиб. Ушёл в партизаны и брат моей подруги Зины Рабушко — Михаил.
Из рассказов взрослых я знаю, что партизанами были: Владимир Шляхтенок, Змитра Куленчиков, Михаил Адамович, Микола Рабушко, Рабушко Михаил, приписник Мозолихи — Петр. Из Колониц — Юзя Белявский, Миша Ярук и другие.
У жителя нашей деревни Язэпа Рабушки было две дочери Маруся и Ольга и сын Леня.
Маруся до войны вышла замуж за военного Василия (Владимира) Чочиева. В начале войны Маруся с маленькой дочерью Диной были эвакуированы в Саратов. Муж Маруси Василий Чочиев был в партизанах.
Готовинцы говорили, что вторая дочь Язэпа Ольга по заданию партизан работала у немцев в соседней деревне Казеково. Благодаря этой девушке, мы узнавали о предстоящих карательных операциях.
Тогда отец запрягал лошадь, мы садились на воз и уезжали прятаться в лес. В лесу искали укромное место. Спали прямо на земле.
Однажды, когда мы приехали в лес, то услышали, что к нам идут люди. Все очень испугались, так как подумали, что это немцы. К нашему счастью, это были партизаны. Увидев партизан, мы очень обрадовались. Они спросили: «Куда, отец, едете?» Родители рассказали, что нас предупредили о том, что немцы могут сжечь нашу деревню, и поэтому мы вынуждены прятаться в лесу.

Около деревни на полях, где шли бои, мой брат Витя искал оружие и прятал. Потом без согласия родителей (так как знал, что они будут против) брат решился на отчаянный поступок — ушел в партизанский отряд.
Партизанская связная Анна Вашкевич, которая жила в нашей деревне, сказала об этом маме, предупредив, чтобы мы никому не говорили. В партизанах Витя пробыл недолго. Зимой брат простудился и серьезно заболел. Два партизана-москвича привели Витю домой. Они с благодарностью рассказали родителям о том, что брат все собранное оружие отдал партизанам, которым оно очень сильно пригодилось.

Из рассказов взрослых я знаю, что в Вишневке главным был немец Глейзер. В соседней деревне Соломоречье был немецкий гарнизон. В Готовино оттуда приезжал заместитель Глейзера — немец Вилли. Он был очень злой и жестокий. Говорили, что Вилли нравилось издеваться над людьми.
Помню, как-то Вилли на лошади проезжал по деревенской улице. Наш сосед старичок Станкевич низко ему поклонился, а Вилли со всего размаха ударил его плеткой.
Спустя некоторое время партизаны устроили засаду и убили этого фашиста. В тот день моя мама и наша соседка Алена Рабушко возвращались на лошади из Минска. Немцы перетрясли весь их воз. Женщин отпустили, а лошадь с подводой забрали. Без лошади в деревне очень трудно — и мама пошла к немцам с просьбой отдать лошадь. В тот раз лошадь маме вернули.

По характеру я была боевая и, как я считала, самостоятельная. Поэтому, однажды предположив, что наша лошадь проголодалась, я решила одна поехать на пастбище. Мне было семь лет, и сесть на лошадь верхом я не могла. Тогда я подвела лошадь к забору, и уже с забора смогла вскарабкаться на нее. Довольная своей самостоятельностью, я поехала на пастбище. Пока лошадь щипала траву, я рвала цветы.
Вдруг я спохватилась, что меня могут искать родители. Лошадь еще не наелась, но я решила возвращаться домой. Так как опыта обращения с лошадьми у меня не было, я смело подошла к лошади сзади. Неожиданно она ударила меня копытом. Хорошо, что удар был не очень сильным!
Об этом случае я никому не сказала, поскольку боялась, что родители меня накажут. Но с тех пор лошадей стала остерегаться.
В годы войны в нашем доме некоторое время жили немцы. Их было человек 8—10. Они заняли лучшую половину дома, а наша большая семья жила во второй половине. Немцы заставляли маму варить и жарить для них картошку.
Помню, один раз немцы открыли окно и поставили на подоконник гранаты. В это время я играла на улице. Когда я увидела гранаты, у меня возникло странное желание взять одну гранату и рассмотреть ее. Но в последний момент я все-таки побоялась. Теперь я понимаю, что это было смертельно опасно, и мое любопытство могло плохо закончиться.

Кроме моей семьи, во время войны немцы жили еще в нескольких домах наших односельчан. Семью Маруси Адамович с четырьмя детьми гитлеровцы выгнали жить в сарай, а сами поселились в их доме.
Однажды Марусин муж поздно ночью возвращался из Минска. В ту ночь в лесу недалеко от Готовино немцы устроили засаду на партизан. По роковой случайности в засаду попал муж Маруси — фашисты его расстреляли. Моя подруга Лида Адамович рассказывала мне о том, что когда она маленькая увидела убитого отца, она подбежала к одному из живших в их доме немцев и стала ручкой бить его по ногам. Лида помнит, что немец погладил ее по голове и заплакал, а потом он показал Лидиной маме три пальца на руке и на ломаном русском языке стал говорить, что у него в Германии трое детей, и он их уже не увидит. Лида запомнила его слова: « Война, матка! Война!»

В годы войны я некоторое время жила у бабушки Анастасии в деревне Новоселки. Мне нравилось гостить у бабушки, потому что она была очень добрая и заботливая.
Вместе с бабушкой жил ее сын Володя и сын Иван со своей женой Марией. У Ивана и Марии была маленькая дочка Нина. Когда взрослые работали по хозяйству, я присматривала за ребенком. Тетя оставляла в бутылочке молоко, и я кормила малышку.
С бабушкой мы ходили в церковь в соседнюю деревню Паперня. В один день, когда мы пришли в храм, там проходило венчание. Вдруг все услышали гул самолетов, а потом — взрывы бомб. Несмотря на опасность, батюшка не стал прерывать таинство венчания. Но мы с бабушкой, испугавшись, решили вернуться в свою деревню.
Некоторое время спустя партизаны сожгли в Паперне мост. Деревенские жители понимали, что немцы могут всех расстрелять, и поэтому в течение ночи они уехали из села. Осталась лишь одна одинокая бабушка, которой, наверно, не было куда уйти, а может быть, она не хотела оставлять свой дом. На следующий день приехали гитлеровцы, и эту старую женщину убили, а все дома в деревне сожгли.
Когда фашисты жгли Паперню, я со своей бабушкой Настой собрались бежать прятаться в ближайший маленький лесок. Но нам посчастливилось — немцы в Новоселки не приехали.
Я помню, что у бабушки в доме недели две жила спасшаяся из Паперни семья.
По сравнению с моей деревней Готовино, в которой немцы бывали часто, жизнь в Новоселках казалась мне относительно спокойной, насколько это вообще возможно на войне…

Однажды зимним вечером в деревню приехали партизаны и сказали моему брату Володе запрячь лошадь и ехать с ними. Володя с другом должны были помочь повредить немецкий кабель недалеко от деревни Колоницы. Через несколько часов брат вернулся домой.
А на следующее утро в наш дом приехали немцы и забрали Володю. Мы очень испугались за брата. Немцы повезли Володю в Колоницы и приказали ему ремонтировать поврежденный кабель. Все могло кончиться трагично, если бы не сильный снегопад, который к утру засыпал все ночные следы. Потом брат рассказывал нам о том, что немецкая овчарка не отходила от него и все время лаяла. Но немцы не знали, что Володя причастен к диверсии. Когда поврежденный кабель был восстановлен, немцы отпустили брата домой.
Мы очень обрадовались возвращению Володи. Мама благодарила Бога, что сын остался жив!
Когда я была в гостях у бабушки в Новоселках, моего старшего брата Федю и девушку из нашей деревни Нину Волынчик фашисты угнали на работу в Германию. Из соседней деревни Колоницы также забрали молодежь. Никакой информации о Феде у нас не было. Мы не знали, жив ли он…
После того как немцы угнали в Германию Федю, мой брат Володя и соседский парень Петя Рабушко стали прятаться от фашистов. Когда в деревне появлялись немцы, Володя и Петя бежали в наш сарай. Из бревен парни соорудили дополнительную внутреннюю перегородку и в образовавшемся отсеке пережидали опасность. Но на войне невозможно избежать опасностей. Володя был угнан на работу в Германию в 1944 году.

Взрослые рассказывали, что около деревни Рогова, находившейся в нашей местности, фашисты расстреляли много пленных красноармейцев, тела которых были сброшены в выкопанный военнопленными ров и утрамбованы сверху танками…
Мне, маленькой девочке, было страшно осознавать все эти ужасы войны. Однажды я играла на улице и вдруг увидела, что в Готовино едет машина с немцами. Зная из рассказов взрослых о зверствах фашистов, я подумала, что они едут убивать жителей нашей деревни. Я очень сильно испугалась и бросилась бежать не домой, а в ближайшее поле ржи. Чтобы гитлеровцы меня не нашли, я убежала далеко от деревни и затаилась.
Прошло некоторое время. Что происходит в Готовино, я не знала. Подойти поближе мне было страшно. Тогда я приняла решение не возвращаться домой, а идти в деревню Пильница, в которой жили мамины родственники. К бабушке Анастасии в Новоселки идти я боялась, так как надо было проходить около деревни Вишневка, в которой было много немецких солдат.
Вдруг я услышала знакомые голоса. Это наша деревенская молодежь возвращалась с работы у немцев из Юзуфова. Я очень обрадовалась, увидев их, и вместе с ними пошла домой. Чтобы меня не посчитали трусихой, о том, что я пряталась во ржи, я никому не сказала.

Моя сестричка Лида родилась в 1940 году. Лида была красивой светловолосой девочкой. Она росла крепким здоровым ребенком, никогда не болела простудными заболеваниями.
Один раз, когда в деревню приехали немцы, моя сестричка побежала прятаться на огород. Лида присела и склонила головку в грядку с капустой. Маленькая девочка решила, что надежно спряталась: если она не видела немцев, то по предположению ребенка, и они ее не могли видеть…
У сестрички был веселый жизнерадостный характер. Кто-то из соседских детей научил ее стихотворению, в котором было плохое слово. Когда Лида рассказывала стишок, дети смеялись. Естественно, маленькая девочка не понимала смысла. Наверно, ей казалось, что это такое смешное стихотворение.
Однажды зимой мама пошла к нашим соседям Василевским. Лида без разрешения незаметно выбежала из дома и побежала за ней. В дом соседей она не зашла, а стала ждать маму на скамейке. Когда мама возвращалась домой, она увидела озябшую Лиду. Удивительно, но сестричка даже не простудилась!
Лида умерла во время войны. Так как я сама была еще ребенком, я точно не помню, когда это произошло. Моя память запечатлела лишь то, что в тот вечер мы, дети, прятались за печкой, так как в небе над деревней вспыхивали сигнальные ракеты.
Перед смертью сестричка жаловалась на боли в животике. Врача в деревне не было. Наверно, это самое страшное для родителей, когда ты не можешь помочь своему ребенку! Потом кто-то из взрослых говорил, что Лида умерла от глистов…
Какая-то добрая женщина дала ткань — крепдешин, и Лиде сшили красивое платьице. Я запомнила умершую маленькую сестричку в этом красивом зеленом платье. И еще я помню, что когда Лида умерла, у нее были удивительно розовые щёчки…

В годы войны мы пережили столько ужаса, что даже спустя много лет после войны мне снился страшный сон: деревню окружают гитлеровцы, а мы, местные жители, не успеваем спрятаться! Фашисты сгоняют нас в кучу. Я знаю, что нас будут убивать, и мне так хочется убежать!
В нашей местности немецкие каратели сожгли деревни Колоницы, Соломоречье, Булаши, Вышково.
В деревне Соломоречье была школа, в которой учились мои братья, и в 1941 году в первый класс пошла и я. Деревня располагалась в живописном месте на берегу речки Чернявка.
Еще до войны я часто приходила в Соломоречье. Мне очень хотелось пойти учиться в школу, и поэтому я с любопытством рассматривала школьное здание. При школе жили несколько учительских семей. Однажды, проходя мимо приоткрытой двери, я заглянула в щелочку и увидела, как молодая учительница кормит свою маленькую дочку…
Потом моя мечта сбылась — и я стала учиться в этой школе.
Дату некоторых событий прошлого трудно восстановить в памяти, но те весенние дни я помню.
Незадолго до трагедии я с подругой Зиной Волынчик ходили в Колоницы. Мы зашли в гости к родственникам Зины и к моей бабке, которая по народной традиции купала меня после рождения. Бабка была доброй и гостеприимной женщиной. Она предложила мне остаться у неё погостить. Но я отказалась. И мы с Зиной вернулись домой.
А через несколько дней после этого, 1 мая 1943 года, деревни Соломоречье и Колоницы были сожжены! Сначала фашисты заходили в дома и расстреливали людей, а потом все поджигали. Они не пощадили никого! Ни детей, ни стариков. В тот трагический день каратели убили учителей, которые учили моих братьев и меня, и подожгли школу. Погибли и мои одноклассники…
В нашей деревне был виден черный дым от горящих домов Колониц. Всех жителей Готовина охватил страх и ужас. Мы не знали, что делать. Люди кричали, что надо бежать прятаться в лес.
Вдруг мы увидели, что со стороны Казекова в направлении нашей деревни по полю цепью движутся гитлеровцы. Люди испугались, что теперь фашисты идут жечь Готовино!
Убежать в лес было невозможно, потому что гитлеровцы были уже совсем близко. Тогда мама и соседка Алена взяли иконы и крест, и пошли навстречу фашистам — просить не жечь Готовино. Немцы прошли мимо нашей деревни. Оказалось, что немецкие солдаты шли не в Готовино, а в Колоницы и Соломоречье, которые в это время жгли фашисты из Вишневки.
Позже в нашу деревню из Колониц пришли чудом спасшиеся женщина с сыном-подростком. Женщина, которую люди называли Голубка, рассказала о трагедии.
Гитлеровцы, которые приехали из Вишневки, ходили по домам, расстреливали людей и поджигали дома. Когда фашисты зашли в последний дом Голубки, пришли немцы из Казекова и не дали расстрелять Голубку и ее сына. Им разрешили уйти. А дом сожгли, как и все остальные деревенские дома. Мне запомнилась такая деталь из рассказа женщины: уходя из дома, Голубка взяла с собой горшочек с жиром…
Голубка рассказала нам трагическую историю о девушке, которая в момент смертельной опасности решила забрать из дома пуховые подушки. Секунды, которые могли спасти жизнь, были потеряны. Когда девушка с подушками бежала прятаться к речке Чернявке, её увидели фашисты и расстреляли.
Из жителей Колониц в живых остались лишь те, кто по каким-либо причинам не был дома или смог убежать и спрятаться. После войны в нашей деревне построил дом мужчина, мать которого была убита в Колоницах, а он сам в то время был в партизанском отряде.
У мальчика из нашей деревни Жени Рабушко в Колоницах погибла бабушка, а остальным родственникам посчастливилось остаться в живых, потому что с самого утра они поехали в поле сажать картошку.
Много родственников погибло в Колоницах и у наших соседей Адамовичей. Моя подруга Лида Адамович рассказывала, что у брата ее мамы немцы убили дедушку, бабушку и еще четверых родственников, среди них был и годовалый малыш, которого фашисты пропороли шомполом.
В тот трагический день один молодой парень из соседней деревни шел в Колоницы к родственникам. Фашисты, заметив его, открыли огонь. Юноша был тяжело ранен. Но ему удалось спрятаться на кладбище, которое находилось рядом с деревней Соломоречье.
Когда каратели уехали, под покровом ночи раненый парень приполз в нашу деревню. Он постучал в окно соседского дома и попросил о помощи. Соседи спрятали юношу. Через некоторое время молодой человек, почувствовав себя лучше, вернулся в свою деревню.
У нашей соседки Надежды Василевской в Колоницах погибло много родственников. Соседка попросила плотника, который вместе с женой жил на квартире у бабушки Мозолихи, поехать в Колоницы и помочь захоронить останки ее погибших родных.
Когда Надежда с мужем и плотником подъезжали к Колоницам, они увидели немецких солдат. Василевские остались сидеть на подводе, а плотник, испугавшись гитлеровцев, стал убегать. Фашисты открыли огонь и ранили этого человека.
Василевские с раненым мужчиной вернулись в Готовино. Ранение было тяжелым — плотник умер. Жена погибшего боялась везти его хоронить на кладбище, которое находилось рядом с деревней Соломоречье. По этой причине мужчину похоронили на краю нашей деревни. Позже его жена уехала в другую местность, и, насколько я знаю, потом погибшего так и не перезахоронили на кладбище…
Взрослые рассказывали, что спасшийся от расстрела в Колоницах житель деревни по фамилии Лысенко через некоторое время вернулся в свою сожженную деревню, чтобы взять в погребе картошку. В это время снова приехали гитлеровцы и прямо в погребе этого человека убили…

К своим родственникам, которые жили в деревне Колоницы, в гости шел молодой парень из деревни Волковщина. Увидев карателей, юноша бросился бежать. Фашисты стали стрелять. Тяжело раненному парню удалось скрыться в лесу. Истекая кровью, молодой человек пришел в Готовино. Сначала он был у наших соседей Василевских. Потом было принято решение отвезти парня в родную деревню Волковщину, которая находилась километрах в 10 от нас.
Опасность заключалась в том, что ехать надо было через деревню Казеково, в которой располагалась немцы — поэтому всех проезжающих по дороге проверяли.
Отец запряг лошадь, положил на телегу юношу и накрыл его соломой. Сверху для маскировки отец посадил мою младшую сестру Валю.
К счастью, все прошло удачно — гитлеровцы не проверили подводу. Раненый был доставлен домой. Сестра Валя рассказывала о том, что родственники парня были рады и счастливы и очень благодарили отца!
Теперь я понимаю, что отец рисковал не только своей жизнью. Фашисты могли расстрелять всю нашу семью. Но, наверно, иначе отец поступить не мог. Я считаю, что это был настоящий героический поступок!

В тот же день, когда произошла трагедия в Колоницах, была сожжена еще одна соседняя деревня — Булаши. В отличие от Колониц, деревня Булаши была маленькая. Как и в Соломоречье и Колоницах, фашисты сначала расстреляли людей в их домах, а потом подожгли.
После войны наш односельчанин, который в то время был в партизанах, рассказывал, что партизаны видели, как жгли Булаши, но не спасли деревню, так как боялись, что гитлеровцы потом будут прочtсывать лес, в котором был партизанский лагерь.
Из Булашей остались в живых несколько семей, которые поехали сажать картошку на поле, находившееся за лесом.
В Булашах жила моя подруга Нюра Гурова. Она была на несколько лет старше меня. Маму Нюры фашисты убили, дом сожгли, а Нюре с отцом и братом Колей посчастливилось спаслись. Потом они некоторое время жили в нашей деревне у Сергея Адамовича.
Когда мы приходили на место сожженных Булашей, Нюра не могла сдержать слез. Она плакала, приговаривая: «Позарастали стежки-дорожки, по которым ходили мамочкины ножки…»
Позже Нюру забрала тетя в деревню Комары, которая находилась недалеко от Новоселок, где жила моя бабушка Анастасия. Когда я была у бабушки, Нюра приходила ко мне в гости.
Нюра была очень скромной и доброй девочкой. Отец ее тоже был хорошим и добрым человеком. После освобождения нашей местности отец Нюры ушел на фронт и погиб. Дети остались сиротами. Брата Колю забрали родственники в деревню Ковшово.
Очень жаль, что я не знаю, как сложилась судьба Нюры.
Жительница Булашей Настасья, которой тоже удалось спастись, потом жила в нашей деревне. Она рассказывала о том, что в тот трагический день она со своей маленькой дочкой была во дворе своего дома. Фашист приказал ей зайти в избу.
Когда он отвернулся, женщина с ребенком успела добежать до выкопанной в огороде ямы. Испуганная Настасья слышала, что солдат ищет ее и дочку. Но он их не нашел — и им посчастливилось спастись!
Чудом остался в живых и сын этой женщины. В тот день он пас коров. Одна корова убежала в лес. Мальчик пошел ее искать. Когда он вернулся, то увидел ужасную картину: его друзья-пастушки были расстреляны, а деревня горела!
Настасья рассказала нам историю о семье ее соседей. Когда гитлеровец зашел в их дом, люди уже успели спрятаться. Немец стал осматривать дом и заметил сына соседки. Фашист открыл по нему огонь.
Как только гитлеровец ушел, из своего укрытия выбежала мать парня и бросилась к истекающему кровью сыну. У юноши было тяжелое ранение в живот. Помочь сыну мать не могла! От ужасной боли он громко кричал. Этот крик услышали проходившие мимо дома немцы и стали открывать дверь. Понимая, что спрятаться она не успеет, мать парня бросилась на пол и притворилась неживой.
Фашисты хладнокровно убили юношу. В его мать они стрелять не стали, подумав, что она мертва, так как женщина лежала неподвижно, а её одежда была в крови сына…
В тот трагический день соседка Настасьи и ее дочь остались живы.
Потом дочь работала у немцев. Однажды, когда девушка мыла молочный бидон, прогремел взрыв. Оказалось, партизаны заложили в этот бидон взрывчатку и планировали, что от взрыва погибнут гитлеровцы. А погибла ни в чём не повинная девушка, чудом оставшаяся жить во время карательной операции!
К сожалению, фамилию этой семьи я не знаю. Я лишь помню, что Настасья называла оставшуюся в живых женщину Грацовка. Фамилия ли это или прозвище мне неизвестно…

Деревня Вышково находилась дальше от нашей деревни, чем деревни Колоницы, Соломоречье и Булаши. Мои старшие братья ходили в те места за боровиками.
Деревню Вышково постигла трагическая участь сотен сожженных фашистами деревень.
Когда гитлеровцы жгли Колоницы, среди спасшихся был Роман, которого в нашей деревне называли Романка. Его жену фашисты убили, а он и трое сыновей Валера, Володя, Митя остались живы.
Детей нужно было кормить, и Роман нанялся строить сарай в деревне Вышково. Когда каратели приехали жечь Вышково, они убили Романа прямо в сарае. А его сыновьям во второй раз посчастливилось остаться в живых!
Позже они рассказывали о том трагическом дне. Увидев, что фашисты расстреляли отца, дети бросились бежать в лес. Гитлеровцы стали стрелять, но пули пролетали мимо. Один немец на лошади бросился их догонять. Но мальчики уже успели скрыться в лесу. Говорили, что после войны Митя учился в военном училище.
Взрослые рассказывали, что когда фашисты жгли деревню Вышково, местный полицай Войтицкий заметил раненую девушку и позвал гитлеровца, чтобы тот ее убил, но немец почему-то не стал стрелять. Когда после войны был суд, оставшаяся в живых девушка Войтицкого опознала…

Во время войны почти вся моя семья переболела тифом. На нашем доме гитлеровцы прикрепили бумагу с предупреждением, что в семье — тиф.
Сначала заболел Володя, за ним — я, потом Валя и Иван. Мама ухаживала за нами, но не заболела. Самое удивительное, что не заболела и маленькая сестричка Зина, родившаяся в 1943 году.
Я болела очень тяжело и долго. Лекарств не было. Расстроенные родители не знали, как мне помочь. Их переживания усугублялись недавней смертью моей младшей сестрички Лиды.
На всю жизнь я запомнила услышанный мной во время болезни разговор мамы с отцом. Родители переживали о том, что я очень-очень слабая, и, наверно, я умру… И если я умру — меня не в чем будет хоронить…

2 марта 1944 года немецкий карательный отряд в стогу сена около нашей деревни Готовино обнаружил тол.
Все произошло так неожиданно, что убежать в лес не было никакой возможности. Когда деревню стали окружать фашисты, мы успели только снять с дома предупреждение о тифе, так как боялись, что каратели могут сжечь наш дом.
Моему брату Володе, который переболел тифом в очень тяжелой форме — лежал, не поднимаясь шесть недель, мама сказала встать с постели.
Фашисты стали выгонять взрослых и подростков на край деревни. Из нашей семьи забрали отца, маму, старших братьев Володю, Витю и Мишу.
Маленькая сестричка Зина спала в кроватке. Вместе с ней в доме осталась я, Валя и младший брат Иван. Мы не знали, куда повели взрослых. Выйти на улицу мы боялись!
Через некоторое время в наш дом зашел гитлеровец. Он направил на мою сестру Валю пистолет и приказал принести ему лук. Испуганная до смерти сестра бросилась искать лук. Немец ждал. Валя металась по дому и искала лук в разных местах, но безрезультатно. Видя, что девочка ничего не может найти, солдат ушел…
Впоследствии мама рассказала нам о том, что произошло.
Обнаружив в стогу сена тол, каратели согнали жителей Готовина на выгон. Немцы показывали тол и спрашивали: «Что это?» Люди говорили, что это мыло, а кто его спрятал в стогу сена, им неизвестно.
Из маминого рассказа мы узнали, что фашисты решили готовинцев расстрелять: напротив согнанных людей они уже установили пулеметы.
Спустя много лет после войны моя подруга Лида Адамович, которая была очевидцем тех трагических событий, рассказывала, как было страшно. Детская память Лиды сохранила воспоминания о том, что ей было очень жалко моего брата Мишу, который стоял на снегу босиком.
Нашу деревню ждала участь жителей соседних деревень — Колониц, Соломоречья, Булашей, Вышкова, которых каратели убили и сожгли.
Недалеко от нашего дома на перекрестке дорог росла береза, на которую люди повесили икону. В тот трагический день у жителей деревни надежда на спасение была только на Бога! И по воле Божьей случилось чудо!!!
Неожиданно все увидели, что с Объезчиковой горы скачет на лошади человек. Всадник был далеко, но было видно, что он машет белым платком. Когда он подъехал к фашистам, он отдал командиру какую-то бумагу. После прочтения этой бумаги каратели поменяли своё решение: людей не расстреляли и деревню не сожгли!
Наши односельчане, которые были очевидцами этой драмы, говорили, что человек, который прискакал на лошади и спас нашу деревню — немец Генрих. Генриха готовинцы знали, так как раньше он приходил в Готовино к партизанской связной Анне Вашкевич.
Потом людей, которые были на выгоне, погнали в соседнюю деревню Казеково. Спустя некоторое время женщин и детей отпустили. Одна женщина из нашей деревни Альжбета Юрковская, чтобы спасти сына, сняла свой платок и завязала своему сыну. Мой брат Витя был невысокого роста, и немцы отпускали его с женщинами и детьми домой, но Витя решил остаться с отцом.
Мужчин и парней отправили в минскую тюрьму.

2 марта 1944 года, когда каратели хотели сжечь Готовино, из нашей семьи в тюрьму фашисты забрали отца и моих братьев Володю и Витю.
Стало известно, что арестованных будут вести в Минск через деревни Лусково и Острошицкий Городок.
Целую ночь мама пекла хлеб. Утром она с Зиной и Валей пошли в Острошицкий Городок. Мама несла на руках маленькую Зину, а Валя — пеленки для сестрички. Сначала немцы даже не хотели слушать просьбы мамы, но потом все же разрешили передать отцу и моим братьям хлеб.
Я помню, когда мама вернулась домой, она очень долго плакала! Горе и страдания мамы невозможно передать словами!
Когда фашисты собирались сжечь Готовино, они забрали у жителей коров и отправили в соседнюю деревню Казеково, в которой находился немецкий гарнизон.
Каким-то образом нашей корове удалось убежать, и она вернулась домой. Как мы были рады! Ведь корова была нашей единственной кормилицей.
Через несколько дней после того, как фашисты забрали в тюрьму отца и братьев, к нам в дом пришли партизаны. Я слышала, как один партизан по фамилии Занимон из Вышкова приказал маме привести из хлева корову.
Мама стала просить партизан оставить корову хотя бы на неделю, потому, что нечем будет кормить переболевших тифом детей.
На всю жизнь я запомнила, как мама умоляла партизан оставить нам корову хоть ненадолго! В ответ на мамины слезы и мольбу, партизан нецензурно оскорбил маму и приказал выполнять его приказ. Так мы остались без нашей единственной кормилицы.
От горя и отчаяния мама плакала целыми днями: муж и сыновья в фашистской тюрьме; из-за того, что партизаны забрали корову — ослабленных болезнью младших детей нечем кормить. Что делать? Где брать силы?
Я и теперь не могу понять, как мама смогла вынести и пережить все выпавшие на ее судьбу страдания! Только Бог давал маме силы!
Мама ходила в Минск в тюрьму, передавала мужу и сыновьям сухари.
У ослабленного болезнью брата Володи было длинное коричневое пальто из домотканой шерстяной ткани. Такое пальто в нашей местности называлось «бурнос». После войны Володя вспоминал, что это теплое пальто, сшитое мамой, спасало его от холода: он подкладывал его в тюрьме на каменный пол и поэтому не заболел!
Заключенных полицаи водили в город на работу. Люди рассказали маме, что за золото можно договориться с полицаями-охранниками, чтобы они помогли убежать отцу и братьям. Надеясь найти золото для спасения мужа и сыновей, мама обошла всех наших родственников. Но ни у кого из них золота не было…
Наш односельчанин Сергей Адамович, который вместе с моим отцом находился в тюрьме, вернулся домой. От него маме стало известно о том, что моего брата Володю отправили в Германию. После войны Володя вспоминал о своих страданиях и о том, что когда Германию бомбили, он чудом остался жить — бомба попала в его кровать. Брату повезло, что незадолго до взрыва он успел выбежать из дома и спрятался в поле в воронке от разорвавшегося снаряда. В детстве мама научила Володю молитве «Отче наш…». Я уверена, что Божья помощь и молитва мамы помогли брату остаться живым!
Сергей Адамович рассказал маме, что, когда немцы из тюрьмы отправили Володю в Германию, отец с Витей остались в тюрьме.
Что делать и где искать мужа и сына, мама не знала…
В деревне говорили, что перед отступлением узников минской тюрьмы немцы отправляли в концентрационный лагерь «Тростенец», который находился недалеко от Минска. Из тюрьмы людей вывозили на специальных машинах, а по дороге с помощью смертельных газов их умертвляли. В лагере человеческие тела сбрасывали в вырытые траншеи.
После освобождения Минска мама пешком пошла в Тростенец. Подойти к лагерю было невозможно из-за ужасного запаха. Люди прикладывали к носу мокрые платки. Мама увидела страшную картину: траншеи разлагающихся человеческих тел…
О трагической судьбе нашего отца и сына Виктора мама так и не смогла ничего узнать.
В книге «Память» Минского района, изданной в 1998 году, указана информация о том, что наш отец Яков Леонтьевич Владысик и Виктор Яковлевич Владысик, как партизаны, убиты фашистами в концлагере «Тростенец».

В годы войны мы, местные жители, часто прятались от фашистов в лесу около болота. Дети и на войне остаются детьми — в лесу мы хотели играть. Взрослые нас успокаивали, чтобы мы не шумели, так как голоса могли услышать каратели, которые прочесывали лес в поисках партизан. Мы, дети, знали, что нельзя далеко отходить от землянок.
Это были неимоверно трудные времена! Воду для приготовления пищи мама и другие женщины брали из болота и процеживали через ткань.
Еду варили на костре. Однажды, когда фашисты с самолета заметили дым от костра, на наше болото они сбросили бомбу. Хорошо, что никто не погиб!
Мы жили в землянке, которую в начале войны выкопал отец и мои старшие братья. Землянка была большой и глубокой, стены обложены деревом, сверху — деревянная крышка, замаскированная дерном.
В нашей землянке мама дала приют двум соседским семьям, у которых землянок не было.
Мужа соседки Алены Змитрока Рабушку до войны репрессировали и выслали. Я помню, что Алена была очень верующей женщиной.
У соседки Антонины муж Александр Станкевич погиб в годы войны. Он спас от расстрела немцами двух подростков-пастушков, которых оклеветал житель нашей деревни, сказав, что пастушки отдали двух его овечек партизанам, хотя знал, что овечек забрали немцы.
Наши семьи дружили и помогали друг другу. Так мы и жили в землянке большим дружным коллективом: мама с детьми Мишей, Валей, Иваном, маленькой Зиной и мной, соседка Антонина с дочкой Раей и сыном Шуркой, соседка Алена с дочерями Соней, Марусей и Галей. Всего — 13 человек.
После того случая, когда немцы, заметив костер, сбросили бомбу, наша мама ходила в деревню — в печи варила суп. И приносила целое ведро супа на три семьи.
Теперь я понимаю, что мама очень рисковала, так как ее могли застать в доме фашисты и расстрелять!
На войне проявляются все человеческие качества. Человек сам делает свой выбор!
Потеряв мужа, мама не могла позволить себе быть слабой и беспомощной. Жизнь заставила ее стать смелой и мужественной. Наша добрая мама заботилась не только о своих детях, но и о своих соседях. Я думаю, что так, как мама, мог поступать только самоотверженный и героический человек!
Зная о трагической судьбе жителей близлежащих деревень, которые были расстреляны и сожжены фашистами, мы, естественно, очень боялись.
Но прятаться в лесу и жить в землянках длительное время было невозможно. Мы сильно страдали от холода. Дети болели, особенно малыши. Уже после освобождения наших мест по причине полученного от холода заболевания крови умерла маленькая сестричка Зина.
Поэтому, хотя мы и боялись, но вынуждены были возвращаться в свои дома с надеждой, что наша деревня уцелеет, и мы останемся живы.
Когда от партизанской связной, которая работала у немцев, мы узнавали об опасности, мы снова убегали в лес. После того как Антонина с детьми ушла из деревни, в нашей землянке жили две семьи: наша семья и семья соседки Алены.
Сколько раз за время войны нам пришлось убегать из деревни, я даже не могу сосчитать. В конце войны мы прятались в лесу около месяца.
Как-то мы очень испугались, увидев неподалеку от наших землянок незнакомого человека. Он, молча, сидел на траве. Говорили, что это полицай. Мы боялись, что он может привести немцев. Потом пришли партизаны и увели этого человека с собой…

Однажды, когда мы вернулись в свои дома, в деревню приехали гитлеровцы. Как потом мы узнали, они готовились к отступлению. Немцы приказали маме запрячь коня и самой собираться в обоз. В суматохе маме удалось укрыться за хлевом.
Я и моя сестра Валя решили прятаться в лесу. Когда мы бежали в направлении леса, на дороге, ведущей из Соломоречья в Казеково, появились машины с немцами. Заметив нас, гитлеровцы стали что-то кричать. Потом очевидцы рассказывали нам о том, что немцы уже достали оружие и хотели стрелять.
Но нам повезло! Неизвестно по какой причине, огонь они так и не открыли. Люди говорили, что они увидели, что мы еще дети и поэтому пожалели нас. Хотя, сжигая соседние деревни, фашисты не щадили и не жалели никого…
Я благодарна Богу, что мы с сестрой остались живы!
Мама понимала, что в деревне оставаться опасно, и мы снова отправились в лес. Кто-то сказал, что немцам известно, где находятся наши землянки, и поэтому нужно идти в другое место. Куда идти мы не знали. Когда мы проходили мимо сожженной карателями деревни Булаши, мама предложила спрятаться недалеко от этой деревни в выкопанных для картошки ямах. Я попросила маму пойти в другое место. Она согласилась. Мы очень долго шли по лесу. Устали, но останавливаться все не решались.
Уже под Вышковом мы встретили таких же, как и мы, беженцев из соседних деревень. Увидев их, мы очень обрадовались! Вместе всегда веселее. Вдруг видим: вооруженные деревенские парни ведут пленных немцев. Гитлеровцы шли с поднятыми вверх трясущимися руками. Это было так странно.
Взрослые сказали, что немцы отступают, и совсем скоро сюда придут наши советские солдаты!
По лесным тропинкам мы с мамой решили возвращаться поближе к Готовино. Когда мы пришли в свой лес, мы увидели людей из соседних деревень. Некоторых я знала. Была здесь и еврейская девочка Валя. По возрасту она была немного старше меня. Внешне Валя была не похожа на еврейку: у неё были светлые волосы. Во время войны Валю приютила белорусская семья из деревни Соломоречье. Это было очень опасно, так как в Соломоречье были расквартированы немцы. Девочка осталась жива, потому что никто из жителей не донес на эту семью фашистам. Рассказывали, что после войны нашлись Валины родственники, которые приехали и забрали ее.

О том, что война закончилась мы, дети, узнали, когда вышли на край леса посмотреть на свою деревню.
Мы увидели двух советских солдат, которые сказали нам, что уже освобожден Минск. Я и сейчас помню загоревшие лица наших освободителей. Солдаты говорили нам: «Не бойтесь! Идите домой!» А мы все не могли поверить их словам. Неужели все наши страдания закончились? И можно, никого и ничего не боясь, возвращаться домой?
Новость об освобождении Минска была самым счастливым событием для всех! Радость людей была безгранична! Как мы были счастливы вернуться в свою деревню!