Разные судьбы бывают у людей. Одни стремятся к славе, другие – к богатству. А есть просто труженики, которые выбирают себе жизненный путь и идут по нему честно.
Лев Николаевич Волнушкин. 2010 г.
Именно к таким людям относится мой отец Лев Николаевич Волнушкин. Многие знали Льва Николаевича в нашем городе, потому что именно он стоял у истоков организации духового отделения в музыкальной школе в далеком 1969 г. В Осиповичах отец оказался волею случая, но его судьба отражает историю великой страны – СССР. Но как разделить судьбы людей? За эти годы отец сросся с белорусской землей.
Хочу рассказать о маленьком солдате большой войны – ленинградце Л. Н. Волнушкине.
Родился Лев Николаевич в Ленинграде 1 мая 1926 г. Родители его были обычные люди: мать – домохозяйка, а отец – портной. Вскоре они переехали в Петергоф. В семье были еще две дочери старшая Нина и младшая Неля. Жизнь протекала как у всех. Лева и Нина ходили в школу, Неля была дома с мамой. Единственное, что отличало мальчишку от его сверстников, – огромная любовь к музыке. Он отлично пел и, пройдя огромный конкурс, был зачислен в хоровую студию Ленинградского Дворца пионеров. Но учиться в ней даже не начал, потому что дальше была война.
О начале войны Лева узнал случайно. Вот как он вспоминал об этом: «22 июня я пошел в парикмахерскую в Старом Петергофе, и в 12 часов по радио передали речь Молотова о начале войны. Я пришел домой и рассказал, что началась война. Радио не было».
Илья Мазурук (посередине), Михаил Водопьянов (справа), Василий Молотов (слева)
К вечеру Левка (так называли его друзья) с приятелями Жорой Мясниковичем и Ленькой Зайцевым ходили по улице и распевали песню «Дан приказ: ему – на запад…». Они были уверены: война очень скоро закончится победой Красной армии!
Сначала многие в городе не сразу поняли, что началась война. Особенно мальчишки. Им даже было интересно: что же будет дальше? Но вот в начале июля 1941 г. отец Левы ушел на фронт. Постепенно стала ощущаться нехватка еды. В поисках съестного мальчишки забрели в лесок за городом (один из солдат, защищавших город, сказал, что там были продовольственные склады). И первый раз за войну они попали под бомбежку. Отец рассказывал мне об этом: «Мы в лес как углубились, юнкерсы над головами и бомбят. Всё, куда нам? Увидели небольшой окопчик: Жорка туда, я на него. А Ленька за сосну. Самолеты отбомбились и пролетели. Мы вылезли – и ходу! Забыли и про шалаш с продовольствием. Вышли на Красноармейскую улицу, идем домой. Смотрим, был дом, осталась одна куча бревен, мальчишка лежит убитый, рядом – велосипед. Немецкий самолет падал (был подбит), летчик хотел сбросить бомбу на воинскую часть, а попал бомбой в этот дом. А наш дом за квартал от этого места находился. Мы пришли, смотрим: в крыше почти перпендикулярно торчит бревно. Вот какая сила взрыва была! Потом солдаты говорили, что бомба была не меньше 200 кг.».
Возможно, именно этот случай окончательно заставил мальчишек сделать выбор: только на фронт. Жорка пошел искать военных и встретил в Петергофском парке женщину-военврача. Она привела его к командиру, и долгие уговоры закончились тем, что друзей зачислили бойцами 98-го стрелкового полка, защищавшего Петергоф.
Сначала они воевали на Ораниенбаумском пятачке (здесь Жорка погиб), а потом дивизию перебросили на Невскую Дубровку с целью усиления позиций Красной армии для прорыва блокады Ленинграда. О том, что делалось в этих местах в 1941 г., отец рассказывал не раз. По его словам, ад был кромешный. «Блокаду мы не прорвали, но зато почти все полегли. Невский берег крутой, в нем рыли норы, была не земля, а опилки. Сюда многие годы свозили отходы с лесопильных заводов, и горы были засыпаны опилками. Немцы обливали берег водой, он леденел, чтобы на него не забраться». До 1942 г. воевал Л. Н. Волнушкин на Невской Дубровке, а потом остатки дивизии отправили на Карельский перешеек на переформирование. Позже молодой боец закончил в Нижнем Тагиле полковую школу и до конца войны служил механиком-водителем Т-34.
Беседуя с отцом о войне, я просила его рассказать о каких-то особенно выдающихся моментах его боевой биографии. Он всегда говорил: «Да что я особенного сделал?» Но я-то знала уже из его воспоминаний, что такие эпизоды были. Вот один из них: «Подбили мой танк здорово, мы вылезли из него. Командира ранило в голову осколком прямо в висок. Я ползу с ним. Он мне говорит: “Сынок, танк горит?” Я поворачиваюсь: “Вроде не горит”. Проползли метров 200–300 уже. Это было в Венгрии. Осколки, стрельба – страшное дело! И он мне говорит: “Ползи, миленький, обратно. Посмотри, что с танком, и выводи его из боя. Меня ранило, после меня отвечаешь за машину ты”. И я пополз назад. Приполз, сижу за танком. Лежат убитые, раненых никого не видно. Я посидел-посидел за танком, мой люк открыт. Я только: вжжжик! И сразу люк закрыл. Сижу, отдышаться надо. Катка одного нет (выбило снарядом), а гусеницы натянуты. Сидел, курил сигару и не чувствовал ее крепости (сигарой угостили старослужащие). Вот нервное напряжение. Включил массу – заработал! Потихоньку пошел. Вдруг слышу: “Стой!” Это я к нашим приехал. Машину мою посмотрели, и какой-то офицер отправил меня в ремонтную роту. На танке живого места не было. Я остался ждать, пока танк отремонтируют».
А сколько еще подобных эпизодов было! Недаром молодого бойца наградили высшими солдатскими наградами: медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».
18 апреля 1945 г. папу тяжело ранило. Он в это время в составе своего танкового полка воевал на территории Австрии. Ночь, разрывы снарядов, грохот… И вдруг Леву как будто толкнул кто-то в спину. Что было дальше, он вспоминает с трудом. Долго шел вдоль колонны, лежал на полу в какой-то хате, потом на машине… И провал. Очнулся уже в Будапеште. Потом его перевели в госпиталь в г. Сегед, где отец пробыл до ноября 1945 г. С большим трудом, но молодой организм справился с ранением. И хотя несколько осколков осталось в теле бойца, он смог вернуться в часть.
Почти сразу Лева стал искать свою семью. Как оказалось, отец его уцелел на войне, вернулся на родину в Калининскую область, остался там жить. А что случилось с сестрами и мамой, неизвестно до сих пор. Последний раз Лева видел их в Ораниенбауме (сейчас – г. Ломоносов), когда приходил попрощаться перед отправкой на Невскую Дубровку. Но еще раньше случилась удивительная история, о которой он не мог забыть до последних дней.
Однажды один из Левиных сослуживцев получил ранение и полз в расположение своей части. Увидел женскую сумку на дороге. Не прополз мимо, а поднял ее и вместе с сумкой добрался до части. Там рассмотрел содержимое, увидел продовольственные карточки и паспорт. Это были карточки мамы моего отца, моей бабушки! Конечно, этот солдат сообщил об этом командованию, те – Леве и отпустили его искать мать в Ораниенбаум (там были выданы карточки).
И вот же бывают чудеса: мальчик пошел в город, его очень быстро задержала милиция («Что это за пацан с оружием ходит недалеко от передовой?»). Пока разбирались, открывается дверь в отделение милиции и… входит мама! Она пришла писать заявление о пропавших документах и карточках. Вот это была встреча! У папы всегда слезы наворачивались на глаза, когда он об этом вспоминал. Оказывается, мать с дочерьми ушла в Ораниенбаум из Петергофа, рассчитывая, что туда немцы не дойдут. Она просто умоляла сына не возвращаться в часть, но он и мысли такой не допускал. Попрощались, и ушел.
Второй раз видел семью, когда часть переводили на другие позиции. С трудом его отпустили проститься. Он отнес матери сахар, гречку, немного сала. Она с детьми жила в каком-то подвале, где было еще очень много женщин.
С тех пор мать и сестры как в воду канули. Где только отец их не искал! Никаких следов. Так и числятся без вести пропавшими.
Узнал на войне отец и настоящую взаимовыручку, и фронтовое братство. Вот что он рассказывал мне: «Помню село Всеволожское (это нас на переформирование отправили) – километров 20 от Ленинграда. Это ж не мирное время, это день-два. И вот когда мы шли, еще до Всеволожского, наверное, мы остановились в лесу. Я забрался в какую-то землянку неотапливаемую (не знаю, как я там очутился, не один я там был) и уснул. Когда я проснулся (а на мне же ботиночки, носки) – в общем зуб на зуб не попадает. Может, у меня ноги поэтому сейчас болят. Я вышел из землянки и заплакал. Это один раз! Один раз за всю войну я плакал. Подошел ко мне солдат, обнял за плечи: “Пойдем со мной, сынок, пойдем”. И завел меня в шалаш. Как сейчас помню, шалаш из елочных веток сделан. И так, что у них там горит костер, а снаружи ничего не видно. Меня разул он, растер мне ноги, обогрели. Но главное – участие. Отошел я, а дальше уже не помню. Потом в деревне какой-то мы были, там меня одели в форму, дали мне буденовку, сапоги, суконные портянки. Холодно уже было, первый снег выпал».
После окончания Великой Отечественной войны отец попал в военный оркестр, научился играть на трубе и постепенно стал солистом оркестра, а затем и его старшиной. В оркестре несли службу 10 юных воспитанников – так называемых сыновей полка. Их воспитание было поручено Л. Н. Волнушкину. Он отнесся к делу с полной ответственностью, как относился всегда к любым поручениям командования. Не все сверхсрочники уважительно относились к воспитанникам, но Лев Николаевич постоянно защищал ребят. Он говорил: «Ты вот посмейся надо мной, попробуй!» Все, сразу замолкали! Он предупреждал: «Я за них ответственный, и чтоб я ничего не слышал ни от кого!» Возможно, тогда впервые проснулся педагогический талант Льва Николаевича, в полной мере проявившийся во время его работы в музыкальной школе.
О том, как служил старшина Волнушкин, свидетельствуют многочисленные награды и поощрения командования. Одной из таких наград – грамотой ЦК ВЛКСМ – отец особенно гордился. Он был единственным в части, кто удостоился столь высокой награды. В конкурсах оркестров Белорусского военного округа оркестр, где старшиной был Лев Николаевич Волнушкин, на протяжении многих лет занимал первое место.
Во время военной службы Л. Н. Волнушкин вступил в Коммунистическую партию. Сейчас я часто слышу негативные отзывы о коммунистах, но судьба и жизнь моего отца свидетельствуют об обратном. Наверное, его действительно можно назвать настоящим коммунистом, всю свою жизнь отдавшим делу служения Родине. Об этом свидетельствует и тот факт, что папа не уничтожил партийный билет, не отказался от него, а бережно хранил среди самых важных документов.
Службу в армии, как ни любил ее Лев Николаевич, пришлось оставить. Разболелись раны, полученные на фронте, и старшина Волнушкин в 1966 г. вышел в отставку. Однако без дела он сидеть не привык, музыка влекла его по-прежнему, и он начал работать в Доме культуры, создал оркестр в колхозе «Чырвоны ўдарнік». В это же время работал в Доме пионеров, белорусской школе, средней школе № 2. И везде рядом с ним его ученики – школьники. Вот как вспоминает об этом времени директор детской школы искусств (ДШИ) № 2 г. Осиповичи С. И. Ашейчик, в то время один из воспитанников Льва Николаевича: «Познакомились мы в 1968 г. Лев Николаевич работал в Доме пионеров, вел кружок горнистов и барабанщиков. У меня и сегодня стоит перед глазами, как он пришел к нам. Красивый молодой мужчина. Ему было тогда чуть за 40. Я учился в восьмилетней школе, сейчас этой школы уже нет».
Одновременно отец заканчивает заочно Могилевское музыкальное училище по классу трубы и не оставляет мечту об открытии в музыкальной школе духового отделения. И вот, наконец, свершилось! Первые воспитанники переступили порог музыкальной школы.
Это был 1969 год. Год, когда Лев Николаевич начал свою преподавательскую деятельность в Осиповичской музыкальной школе! А на пенсию он ушел в 2002 г. Представьте себе – 33 года служения Музам искусства!
Сегодня уже трудно подсчитать точно, сколько ребят окончили музыкальную школу у Льва Николаевича Волнушкина. Многие продолжили его дело, стали профессиональными музыкантами. Другие не связали свою жизнь с музыкой. Но я уверена: все они стали настоящими людьми. И это неслучайно. Лев Николаевич, создавший в буквальном смысле школу духовой музыки в Осиповичах, учил ребят не только игре на музыкальных инструментах. Без преувеличения можно сказать, что он учил их Жизни.
Такой вывод я сделала после бесед с его коллегами и учениками, которые и сегодня добрым словом вспоминают моего отца. Действительно, высшей похвалой, высшей оценкой для учителя являются отзывы его учеников.
Вот как они вспоминают о своем учителе.
С. И. Ашейчик, директор ДШИ № 2 г. Осиповичи: «В музыкальной школе уроки проходили очень интересно. Во-первых, педагог играющий был. Во-вторых, фронтовик. Кстати, никогда не повышал голоса, я не слышал, никогда не слышал, чтоб он повышал голос на кого-нибудь. Никогда в жизни. Я вот думаю: не будь Льва Николаевича в нашем городе, не было бы духовой школы, не было бы тех музыкантов, что есть сейчас. Кем бы был я? Учился неплохо, ну, может, инженером стал бы. Или учителем в общеобразовательной школе. А так – музыкант! В этом есть элемент случайности. Не направили бы его на службу в Осиповичи – и все. Стечение обстоятельств или судьба такая. Только он стоял у истоков создания духовой школы в Осиповичах. Школы в самом широком значении этого слова. Все духовики в Осиповичах сейчас – его ученики.
Лев Николаевич пользовался и пользуется огромным авторитетом у преподавателей школы и родителей учащихся. Благодаря его труду многие выпускники продолжили его дело. Так, Кащеев Александр стал народным артистом России, является солистом Новосибирского симфонического оркестра. Войтюк Александр – солист оркестра штаба Белорусского военного округа. Евдокимчик Юрий, Курбацкий Руслан работают преподавателями детских музыкальных школ.
Многие ребята не стали музыкантами. Как, например, Линчик Сергей – полковник ФСБ (РФ) или Збанок Евгений – один из лучших работников Осиповичского автозавода. Но они не расстались с музыкой. Збанок Евгений, как и многие другие ученики Л. Н. Волнушкина, является участником народного духового оркестра г. Осиповичи.
Педагогический стаж Льва Николаевича составляет почти 40 лет. За добросовестный и многолетний труд он неоднократно награждался Почетными грамотами районного и областного отделов культуры, памятными подарками».
Руслан Курбацкий, выпускник Академии музыки (г. Минск): «Человечность. Не просто желание “отбыть” урок, как бывает у некоторых преподавателей, к сожалению. Он очень много растрачивал своих сил, был необыкновенно терпелив. Повторить, двадцатый раз повторить – это все требует терпения. Хорошие отношения складываются еще и потому, что эта человечность у него всегда присутствовала к коллегам по работе, другим ученикам. Он мог быть и строгим человеком, и мягким. Мог спросить, допустим, обедал ли я сегодня, или нет. Не каждый преподаватель подумает об этом. А он думал: может, не стоит сегодня играть, может, лучше дыханием позаниматься. Он заботился, даже можно сказать, как отец. Так и складывались хорошие отношения».
В. А. Степанов, выпускник Института журналистики БГУ (г. Минск): «Лев Николаевич обращался с нами, как со взрослыми, можно сказать – по-военному четко ставил задачи. Он был строгим, но не черствым, не жестким человеком. На занятия не опаздывал – и требовал от нас того же. Готовился к занятиям, выбирал нам пьесы, находил ноты – но и нам спуску не давал. Проклиная всех и вся, я карабкался по пятнистым нотным лестницам пассажей и скрепя сердце переписывал в тетрадь ноты из каких-то “важных” сборников. Постепенно я увлекся игрой и даже – чего со мной не бывало никогда! – стал упражняться дома. Лев Николаевич медленно, но верно помогал мне овладеть трубой. Мне встречалось множество учителей и преподавателей, которые сохли заживо от глупой своей педантичности, а их паства мучилась от железобетонных догм, вколачиваемых в их головы. Лев Николаевич был не из таких. Конечно, он иногда журил меня, отчитывал – было за что! Но он всегда слышал нас, детей, а это важно, согласитесь. Он любил поговорить с нами – урок мог длиться и больше положенных 45 минут. Он ласково называл нас “шкетами” и “друзьями ситными”, спрашивал об учебе, музыке, даже об увлечениях и всерьез справлялся о том, как чувствует себя моя бабушка (они знакомы).
Конечно, мы иногда любили пошутить над Тигром или Ватрушкиным (так иногда называли Льва Николаевича между собой), над его экспрессивной манерой дирижировать карандашом – но делали это без злобы. Для нас Лев Николаевич был авторитетом – как музыкант и как человек. Меня всегда поражало, как он сумел пережить блокадный Ленинград, как вырос в буквальном смысле “сыном полка”, как быстро он умел находить общий язык с учениками, как спокойно он встретил старость – без дряхлости и “дедовского брюзжания”».
Тепло вспоминают об отце и его коллеги по работе.
С. Ф. Барановская, преподаватель по классу аккордеона: «Придя на работу в детскую музыкальную школу в 1977 г., я окунулась в новый для себя мир педагогической работы и, конечно, взаимоотношений с коллегами. Для меня всегда важен пример педагогов, которые имеют богатый опыт работы. Мне посчастливилось работать с одним из таких педагогов – Волнушкиным Львом Николаевичем. Отличительная черта Льва Николаевича, которая сразу бросилась в глаза, – его аккуратность. Всегда подтянутый, элегантный, он выделялся среди мужской части нашего коллектива.
В работе Лев Николаевич достаточно строгий человек, не любящий расхлябанности, безответственного отношения к делу, учебе как учащихся, так и педагогов. А в обычной жизни Лев Николаевич раскрыл себя совсем с другой стороны. В школе мы иногда собирались после работы, отмечали праздники, юбилеи коллег и т. п. Часто устраивали капустники. В этой неформальной обстановке Лев Николаевич показал себя как общительный и веселый человек. По отношению к женщинам, которых всегда больше в музыкальной школе, чем мужчин, Лев Николаевич был очень галантным и обходительным человеком. Он умел точным словом подчеркнуть красоту и обаятельность женщины, что, к сожалению, стало редким качеством у современных молодых мужчин».
Л. К. Цвирко, преподаватель по классу фортепиано: «С Львом Николаевичем Волнушкиным я проработала с 1969 г. и до ухода его на пенсию в 2002 г. Много лет была в его классе концертмейстером. Восхищалась им как человеком и педагогом. Он не только учил своих учеников игре на музыкальных инструментах, развивал в них творческую фантазию, но и укреплял веру в добро и справедливость, воспитывал у ребят чувство ответственности за ближнего и слабого. В нем было одно из самых ценных качеств учителя – человечность, глубокая любовь к детям, любовь, в которой сочетается сердечная ласка с мудрой строгостью и требовательностью. За каждого своего ученика болел душой. Из отъявленного плута, из любого мальчишки-шалунишки Лев Николаевич пытался “слепить” что-то человеческое. Очень тесно общался с родителями своих учеников, знал, как кто живет, старался помочь родителям в воспитании их детей».
У нас дома сохранилось одно четверостишие, написанное в честь Л. Н. Волнушкина его коллегой Г. Б. Волобуевой к празднику 23 февраля:
Лев Николаевич Волнушкин!
Ну, что ты скажешь…
Разве Пушкин лишь посоперничает с ним –
Умен, красив, детьми любим!
Хочу сказать, что и в личной жизни папа являлся примером для многих. Со своей женой, моей мамой Варварой Григорьевной Волнушкиной, папа прожил более 50 лет.
Мама любила путешествовать, на работе брала профсоюзные путевки, мы с ней объехали весь Союз. Были и на Кавказе, и в Крыму, и в Прибалтике. Любимое место отдыха – Паланга. Домой привозили книги. Мама как-то умела подружиться с продавцами, и они нам «из-под полы» доставали дефицит, причем всегда очень качественный (конечно, по содержанию). К нашему возвращению отец тщательно готовился: квартира сияла, на столе всегда цветы в вазе, обед приготовлен. И он нас обязательно встречал на вокзале.
Отец не любил азартные игры, особенно карты (считал, что это не интеллигентная игра), а вот шахматами увлекался всю жизнь. Очень много читал, выписывал «АиФ», «Беларусь сегодня», «Асіповіцкі край», смотрел публицистические и исторические передачи по телевизору.
У отца была большая сила воли. Это проявлялось во многих ситуациях, я же приведу в пример одну. Курить отец начал еще на фронте, в 15 лет. И курил всю сознательную жизнь. Но постепенно стал усиливаться кашель (сказалось и тяжелое ранение, и работа музыкантом-духовиком). Когда он стал непрекращающимся, отец понял, что дело плохо. И в один день бросил курить. Поэтому я считаю, что разговоры о том, что нельзя бросить пить или курить, – просто оправдание своей распущенности и слабохарактерности. Пример отца меня в этом убедил.
Отец оказал большое влияние на мой выбор профессии. В детстве и ранней юности я видела, как он относится к работе, сама училась в музыкальной школе, когда он был там преподавателем. Видела его отношение к делу, к ученикам. Часто аккомпанировала его трубачам, так как мой инструмент – фортепиано. Так формировалась любовь к профессии педагога.
И историком я стала благодаря ему. Отец оказал на меня колоссальное влияние в плане политическом. Он всегда любил историю, много читал, особенно газеты и журналы, мы с ним часто вели долгие разговоры и много спорили.
В разные годы он был секретарем парторганизации музыкальной школы, председателем местного комитета (так прежде называли профком), защищал преподавателей в спорах с администрацией, за что его очень уважали коллеги.
К 80-летию со дня рождения Льва Николаевича мы написали своему отцу и дедушке такое поздравление:
Есть на свете хорошее слово,
Оно значит так много для нас.
Слово «папа» – любимое слово,
Говорим мы об этом сейчас.
Милый папа, ты рядом с нами
И в беде, и в счастливый час.
Помогаешь советом, любовью,
И за это спасибо от нас.
Ты прошел сквозь военные годы,
Жизнь была тяжела и трудна,
Но исчезли былые невзгоды:
И лишь память – в висках седина.
И сейчас мы желаем здоровья,
Много радости, счастья, тепла,
Чтобы жизнь твоя ласковым солнцем
И любовью согрета была!
Отец всегда был и остается для меня примером глубокой порядочности, уважительного отношения к людям, готовности прийти им на помощь. Считаю, что во многом отец сформировал мое отношение к работе, помог в выборе профессии, вообще, что называется, «сделал из меня человека». Я ему очень за все благодарна.
Действительно, мой отец – моя гордость!
Боевые награды Л. Н. Волнушкина
Орден Отечественной войны I степени.
Медали:
«За отвагу»
«За боевые заслуги»
«За взятие Вены»
«За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
Учитель истории
ГУО "Средняя школа №2 г. Осиповичи"
Неонила Львовна Цыганок
(г. Осиповичи, Могилёвская область)